Лет пять назад, на «блошке», приметил газету. Много ли всякого добра там, но это… Мужичок положил газету таким образом, что под знакомым заголовком только виднелись слова «Иосиф Виссарио…» В «календаре» возле шапки дата: 8 марта 1953 года. У меня отвисл челюст…
x x x
Весть о смерти Леонида Ильича Брежнева застала в магазинчике, за покупкой бритвенных принадлежностей. Вечером выходного дня намечалась встреча с красивой девушкой. «Все, — подумалось,- бритья не будет». Сразу же — домой, и тут звонок. Аркадий Федорович Тюленев ответственный секретарь, просит выйти на работу. Четверг — выходной день ля выпускающего, газета в этот день не верстается. Но редколлегия, сообщает Аркадий Федорович, вся в сборе, на ней уже принято решение (разумеется, не без одобрения из обкома) о срочном выпуске внепланового номера. Отсюда — срочная мобилизация всего и вся. Беру такси — и в редакцию.
На десятом этаже гробовая тишина. Лишь из секретариата раздаются приглушенные голоса. Вести внеплановый номер поручено Марку Эвентову. Короткое совещание у Тюленева, после чего иду в цех.
Володя, верстальщик, уже пропустил грамм сто пятьдесят. Лицо румяное, но рука твердо держит шило. Раскидывая вчерашние полосы в переплавку, говорит:
— Я не верстал похоронную Сталину. Но был рядом, все видел. Держись, будет весело.
Я застал только Пленум ЦК, провозгласивший «Продовольственную программу». Это был первый мой выход на работу в «КЗ». Помню, газету мы тогда, в мае 1982-го подписали не вечером по графику, а часов в семь утра. Всю ночь шли правки, Володя был на изводе, корректора на измене. Но что будет сейчас, и за что мне нужно держаться, — этих слов верстальщика сразу понять не мог.
Заготовленные третью и четвертую страницы сверстали быстро. Корректорши намылились по домам, но с десятого этажа поступил приказ: всем сидеть на местах!
Первые сообщения ТАСС поступили после обеда. И понеслось!!!
Марэк (Эвентов) шустрый такой, небольшого роста мужичок, прибежал в цех, и словно Наполеон стал крутиться возле станка, дымя уже последней сигаретой из только что выброшенной пустой пачки.
— Это в подвал на третью, а это — в шапку,- командует верстальщику.
Подбегает корректорша, ведущая третью страницу: «Володя, я тут пропустила буковку, сковырните на ней марашку, пожалуйста!».
— Уже сковырнул, — усмехается верстальщик, показывая голую раму третьей страницы.
Корректор обреченно смотрит в контейнер отбракованных страниц. Лицо бедной женщины выражает недоумение, плавно переходящее в ужас… По щеке прокатилась жиденькая слезинка.
— Рано плакать,- увещевает верстальщик. — Плакать будем часа в три ночи. Все вместе.
И подмигивает мне, словно доверяя не понимающему пацану сокровенную тайну верстки, подобных мемориалов. Замечаю в его взгляде какой-то неистовый азарт. Который выпадает редкому верстальщику раз в жизни. Ленина Володя не верстал по малости лет своих, Сталина — по малости типографского опыта. А вот Брежнева… Теперь это его клиент, а потому именно он, человек с шилом, здесь главный исполнитель церемониала..
А кто такой выпускающий? Всего лишь полномочный представитель редакции в типографии. Дипломат и приемщик одновременно. Мальчик для битья. С обеих сторон.. Наборный цех тарахтит линотипами; мастера носятся с какими-то бумажками; курьеры «подносят патроны» — свежие отливки с гранками; корректорский цех требует полосы, а верстальщикам дай точное «ЦэУ» с материалами, — и весь этот хаос только тут, в наборном цехе, сносит крышу. Но тут ты вроде как свой, а вот поди разберись, что творится в правом крыле десятого этажа, то есть секретариате. Там всего, что творится внизу, не понимают, и это мягко сказано. Ибо если кто так думает, тот не понимает того что, в отличие от секретариата, думают в центральном кабинете десятого этажа. А если и нафантазирует сиё понять, то и он не знает: в центральном кабинете редакции уровень принятия решений не выше, чем у Володи с шилом.
Материалов по телетайпу поступило минимум на три номера. Из трудовых коллективов Харькова и области, от корреспондентов отдела Альберта Серебрякова, от обкомов и облсовпрофа, от ЦК КПУ и еще от кого там в Киеве. Вообще, на Киев мы всегда смотрели как-то боком, сообщения ЦК КПУ большей частью часто тупо сбрасывались в корзину. А тут как с рога изобилия — РАТАУ долбит со скоростью германского пулемета Второй мировой. Аж достает. Но РАТАУ — ладно.
Пневмопочта выстреливает в цех десятки метров ленты ТАСС. Опять же — от коллективов, зарубежных деятелей, братских народов и партий. В линотипном (наборном) цехе оживление: тут также вызваны те, у кого сегодня нерабочий день. Сняты с набора книжки, брошюры и прочая дребедень — все станки брошены на две областные партгазеты. «Лензмина» и «Вечерка» смотались по домам — первая перепечатает готовое через день, а вторая как бы не в ранге мероприятия вообще, ибо че с нее взять, с Вечерки то?.
Гранки в металле наваливают снежным комом. Складывать некуда. Размещаем на полу. Уже не пойму, где там и о чем. Но главное — не это. Главное — как ЭТО верстать. Как втулить сотни килограмм свинца в четыре рамы формата А2. Я не знаю. На десятом этаже — тоже. Ни в секретариате, ни в главном кабинете. Из обкома нет рекомендаций. Кстати, кто тогда был третьим секретарем? Кажись, Ивашко? Владимир Антонович?! Эх, Ивашко-Ивашко, неизвестно как сложилась бы судьба СССР, удержи ты власть в Украине до августа 1991 года… Наш ты ведь Ивашко, харьковский! Но в обкоме хоронить Леонида Ильича явно не собирались. А потому никаких ЦэУ нам дать не могли.
Часов в шесть вечера телетайпу поступило сообщение: ждите порядок верстки материалов о кончине генсека ЦК. За мутными стеклами цеха уже стемнело. Эх, как там мое девушка,- думаю. Когда теперь встретимся, и встретимся ли? Завтра на работу. А впрочем, завтра ли?
За суматохой, гранками и звонками Володя находит момент в очередной раз заглянуть в раздевалку. Прибегает , бодро закусывая пирожком, бурчит под нос:
— Царство Небесное покойнику!
И понеслась опять по кругу… Контейнер для непригодных отливок уже с горкой. Увозят, я тащу на его место лензминовский. Обещанного порядка верстки нет. Да и кто верил, что такой порядок родят в недрах РАТАУ? Кажись, тогда я впервые пожалел, что не провели в наш цех Интернет.
Заместитель ответственного секретаря Марк Эвентов в цех спуститься уже боится. Мне то че — пацан пацаном, держу мазу за все стороны, а ему уже стремно: Володя после очередной переверстки так раздухарился, так повертел перед носом «Марека» шилом, и тот правильно решил: Ну его — от греха подальше». А корректоры, бедные наши труженицы — у них хоть и пополнение (вызвали дополнительно и тех, кто в отпуске был), но глаза то не железные, и онлайн-редакторов нет, и подчитка положена по штату, и текст надо не протарахтеть, а через мозг пропустить. Это в заметке про передовую доярку можно пропустить «марашку». Или даже висюльку-карлючку с буквы «р» не заметить в первом слове заголовка «Пребывание Леонида Ильича Брежнева на казахской земле». Много можно корректору. Но сегодня не тот день, и не тот случай.
Корректоры — самая беззащитная категория экстремальной верстки. А потому Марэк Эвентов, как профессионал и мужчина, это понимал как никто другой. Где-то там, на десятом этаже, в сотый раз бегая между кабинетами Тюленева и Сердитова, он умоляющим взглядом просил курьеров: «Пожалуйста, сходите на девятый этаж, может пришла таки схема верстки из Киева».
Возможно, именно в этот момент Эвентова осенило: ДЕВЯТЫЙ этаж! Библиотека! Да там же, поди, в архиве, лежит газета с сообщением о смерти Сталина. Растоптав недокуренную сигарету — бегом вниз. Люда Сенчук на месте. Хотя, казалось бы, оно ей надо — такая панихида?
Может оно было немного и не так, но я точно помню оживление в редакции, перекатившееся чуть ли не в овацию типогрфии. Марэк вбегает в цех с этой самой газетой, расстилает ее на станке и командует Володе:
— Вот так делаем! Редактор одобрил.
— Ага, вот это уже кое-что,- одобряет верстальщик, выковыривая шилом и выбрасывая в отходы уже набранное, вычитанное и поправленное.
Первая страница «Красного знамени» сверстана в полночь. Вопреки команде ждать расклад по верстке из Киева. Ближе к трем часам ночи стало ясно, что в РАТАУ залегли на дно. И правильно: нечего под ногами путаться. Лишь новые и новые официальные поправки от ТАСС, жидкие, и по смыслу иногда просто казуистические — прилетают в патроне пнемопочты. «Соцка», то бишь «Социалистычна Харкивщына» — часам к четырем утра сверсталась по нашим макетам. Ни одна из партийных газет — от московской Правды до Правды Украины в печать еще не поступила. Первой пришла «Правда». За нею повалили остальные.
Под пресс я подписал газету утром, когда прекратился поток запоздалых поправок ТАСС. Мыневр и интуиция Аркадия Тюленева, Диомида Сердитова и, конечно же — Марка Эвентова дали нам возможность отделаться легким испугом. Иначе мы возились бы минимум — до обеда.
На следующий день, а пятницу, наша бригада отдохнула. А в понедельник, на планерке, редактор сообщил что «Красное знамя» получило высокую оценку «свыше». За сообразительность и профессионализм.
З.Ы. Написал по быстрячку, не заморачиваясь ашипками и стилистикой — текст в статусе болванки, так что ух коли че — простите. Для нынешнего поколения газетчиков процесс газетного погребения вождя, покажется диким и тупым, совковым и натянутым. Действительно, чего было заморачиваться и мордовать людей: тяп-ляп — и под пресс… Может с высоты времени оно и так. Но тогда, в 1982-м, были иные реалии. Единого организма страны, явившей миру непреклонную силу, подогреваемую не менее строгой структурой власти, мысли, поведения.
Увы, того самого номера «Красного знамени» в моем архиве нет. Хочу найти. Дорого куплю. Может есть у кого? Подбросьте, пожалуйста. А ниже прикручиваю тот самый номер от 8 марта 1953 года, который попался мне на «блошке» два или три года назад. Он вышел из-под того самого печатного станка, что и номер, найденный Марком Эвентовым в библиотеке «Красного знамени», которой заведовала Людмила Сенчук. Эх, хорошая была библиотека… И Люда — красавица!