Архив рубрики ‘Журналисты’

Наталия Ивановна Шеховцова. Газета «Красное знамя», Харьков. Наша дорогая «шефша»»

03 Авг 2024

Сегодня исполняется 90 лет со дня рождения легендарной «шефши». Её авторитет был непререкаем для всех в редакции, включая  самого Диомида Илларионовича Сердитова. Для нас, молодых корреспондентов, Шеховцова  была не просто авторитетом. Её роль в редакции мы  чувствовали и понимали не более, чем устройство подводной лодки. Наталия Ивановна  для нас  была прежде всего учителем, её уроки  мы помним и вспоминаем всю жизнь.

С виду — простая, я бы сказал — незатейливая женщина.  Без покровителей и «крыши». Пришла в «Красное знамя» из многотиражки Харьковского велозавода. Где-то в семидесятых годах это было, возможно —  в период смены редакторов и  остальной верхушки газеты.  А  может  и раньше. Мне этот период неизвестен, хроники по нему нет. Как нет по сей день и воспоминаний коллег.

Скриншот "Лица сквозь годы" на Ютуб. На 3 мин 11 сек. https://www.youtube.com/watch?v=3xQ6GEYb90M
Скриншот «Лица сквозь годы», Ютуб. На 3 мин 11 сек.

Отдел промышленности, строительства, транспорта и научно-технического прогресса  по праву считался ведущим в  большом промышленнм  городе. Располагался в трёх помещениях  в левом крыле десятого этажа. Это был единственный отдел на этаже с руководством газеты и её секретариатом.  И в этом что-то было…  Особенное. Или — особенность выбора «шефши» после переезда редакции с ул. Сумской во вновь построенное здание на Московском проспекте, 247.

Диомида Сердитова  за глаза называли «шеф». Наталию Шеховцову — «шефша». Ничего в этих определениях необычного, кроме… Кроме дистанции. Её почти не было.  Шеховцова могла отменить  кадровое решение редактора (как это было со мной),  а в самой редакции внимательно наблюдали за «малым совнаркомом», который каждый день в обеденный перерыв «заседал» в кибинете Шеховцовой или Профатиловой (зав. отделом писем).  Конечно, там были обычные женские «тёрки»,  прямого отношения к внутренней и внешней политике редакции не имеющие.  Да и что могло в первую очередь заботить незамужних Тамилу Константиновну и Наталию Ивановну? Но «совнарком», так или иначе, был центром,  где вырабатывались и объединялись мнения женской части редакции.

Судьба нашей «шефши» складывалась непросто. Одинокая женщина, с не вполне здоровым сыном. В быту — почти аскетична. В её интонациях чувствовалась большая досада на  часть  неверных или неадекватных мужиков. Истинную причину  её чувств никто не знал. Как со стороны   и не понимал, почему Шеховцова особенно внимательна к  молодым парням в её отделе. Нет,  за пять лет работы под её руководством я ни разу не увидел не то что поступков — минимальной женской похоти в её глазах. Да, она была строга и немногословна в  определении задач, но НИКОГДА не повышала голос на подчинённых.  Помню, как  до предела затянул сдачу важного  в номер материала,  на что ответсек пожаловался редактору,  но  она тихонько приоткрыла дверь и  сказала: «Ты меня без ножа режешь…»  Стало невыносимо стыдно, что всю ночь пробухал,  а потому материал  на машинке быстро дотюкал и отнёс  ей на подпись.  И знаете, чем она ответила, прочитав? Сказала, что это один из лучших моих материалов. И как было не понять, не зауважать и не оценить её характер после этого?

Шеховцовой  предлагали стать собственным корреспондентом журнала СЖ СССР «Журналист» по Украине. Но она отказалась.  Копаться в чужом белье — не её принцип. Брать  и перерабатывать готовый материал — тоже. В редакции, помимо Шеховцовой, была ещё одна известная журналистка. Нина Семёновна Голдобина (псевдоним Щербакова). По причине некоторого сходства  подписей читатели их часто путали.  Но… Нина Семёновна, безусловно талантливая в молодости актриса, а впоследствии жерналистка, писала свои материалы по наработкам МВД, прокуратуры и решениям судебных органов.  Кое-что в стиле фельетонов, что привлекало читателей.

Шеховцова была противоположностью Шербаковой. Шеховцова никогда не шла  по следам уголовных дел, не прославляла  правоохранителей и, упаси боже — предложить ей заказуху. Она копала от народа, от заводских цехов и институтов, где была масса несправедливости в отношении простых людей. Она шла в открытый бой за права человека с директорами и министрами, ментами и прокурорами, проводила собственные расследования, которые суды не могли не принимать во внимание. Она была неугодна системе,  которая в период деградации (и гонки на лафетах) пыталась любым сособом сохранить своё влияние.   Вообще не употребляя алкоголь, Наталия Ивановна выступала против горбачёвской «трезвости»,   воодушевляла нас на нестандартные темы и ходы.  В те годы мы, наверное, единственные в партийной печати, разоблачали навязываемые перестроечными деятелями темы. Например, о голодоморе. Но  самый заметный, самый первый  в СССР  репортаж о ЗАБАСТОВКЕ рабочих принадлежит перу Наталии Ивановне. О забастовке на Харьковском тракторном заводе в середине восьмидесятых.

Я не застал на этажах Московского проспекта конец перестройки и развал  СССР. Мне неведомы перипетии,  в результате которых из газеты ушла часть коллег,  а их место заняли те, кто был на вторых и третьих ролях, ошивался по этажам, предлагая на все лады свои неуклюжие заметки. Я не знаю, где сейчас Красное знамя, хранившеесяч в актовом зале редакции и Орден Красного Знамени, которым награждена газета. Я только могу догадываться, почему  она  за год-полтора в пять-семь раз снизила тираж. Как и не знаю, кому принадлежит идея «Времени». Шеховцова как-то говорила, что идея принадлежит ей. Однако впоследствии Елена Зеленина, о которой у меня нет и пары добрых слов, сказала что этот заголовок придумала и предложила она. Впрочем, это уже не столь важно. Наше преКрасное знамя уже было полностью втоптано в грязь.

Последний раз говорил  с Наталией Ивановной ровно десять лет назад. Ей исполнилось восемьдесят.  Она рассказала, что ушла из редакции по причине несогласия с её политикой.  От себя добавлю: из редакции, которую она в большей, чем кто-либо сделал(а).  Из редакции, которая  на пике своего расцвета имела третий областной тираж в СССР,  а значительная часть журналистов — дипломанты и победители Всесоюзных конкурсов,  награждённые медалями  и активно публикуемые центральными СМИ. В те годы Шеховцова получила статус Заслуженного журналиста,  а это, прростите, совсем не то звание, которое присвавалось даже тем, кто не состоял в СЖ. Заметка на сей счёт на сайте за 28 августа 2023 года.

Десять лет назад, в августе 14-го, мы говорили по телефону. Помечтали о встрече в том же году. Не сбылось. Затем связь с «шефшей» прервалась. Уже создавая сей мемориальный проект, я  пытался  узнать судьбу Шеховцовой у сотрудников «Времени». Но никто толком не ответил. Показалось, что эти люди специально уводят  разговор в сторону, говоря что она куда-то выехала…  То ли в Курскую область, то ли на Кубань… Куда? В восемьдесят пять лет, с больными ногами.?! В силу причин, я не мог инициировать поиск Наталии  Ивановны через украинское МВД. Ни тогда, ни сейчас.  Боюсь, в ходе войны эта ситуация станет вовсе безнадёжной.

И последнее. По молодости   мы часто бываем грубы и нелепы в  словах и оценках. В те годы мы годились Наталии Ивановне в  сыновья,  а  потому много чего было. Почти как в любой семье. И только сейчас понимаем и совестливо осознаём свои ошибки, стыдимся и пытаемся  уберечь от них своих детей и внуков.

Прости, Наталия Ивановна!

Связаться с автором

Рубрика: Журналисты | Комментировать »

Владимир Морской: один из первых сотрудников «Красного знамени», 1938 год»

17 Сен 2023

Владимир Морской

Определение «безродный космополитизм» в конце сороковых стало таким же, как и «буржуазный национализм». Следователи и оперативники из МГБ очень полюбили это определение и привлекали к ответственности за такие преступления в подавляющем большинстве евреев, которым удалось пережить Вторую мировую войну и которые теперь стали мозолить глаза руководству СССР.

Сотни дел на государственных или военных деятелей из числа евреев фабриковались под это обвинение. Не обошли такие репрессии и нашего героя — театрального и литературного критика из Харькова — Морского Владимира Савельевича.

Он был арестован сотрудниками Управления МГБ по Харьковской области 8 апреля 1950. Морского обвиняли в том, что: «… до 1949 будучи критиком проводил антисоветскую работу в области литературы и театрального искусства и был разоблачен, как буржуазный космополит. Будучи враждебно настроенным, Морской с 1949 и в последующее время проводил антисоветскую агитацию, клеветал на вождя народов, мероприятия, которые проводила ВКП (б) и Советское руководство, демократическое устройство в СССР, распространял провокационные слухи о жизни трудящихся в Советском Союзе и одобрял антисоветские радиопрограммы с Америки и Англии».

Журналиста и критика с почти 30-летним стажем бросили за решетку. Перед следователями стояла нетипичная для них задача: через анализ рецензий и статей Морского доказать его вину в антисоветской деятельности.

Но история нашего героя начинается не здесь. Он родился в 1899 в Екатеринославе (ныне — Днепр). Настоящее его имя и фамилия Вульф Мордкович. Через год их семья переехала в Харьков, который фактически станет родным городом для Морского.

Здесь он окончил гимназию, а также посещал консерваторию, где учился игре на скрипке. 1917 год и революционные события захватили молодого Вульфа и он некоторое время работал на почте и телеграфе в качестве «революционного» работника и проверял телеграммы.

Когда в 1918 в Харькове было восстановлено украинскую власть и жизнь несколько стабилизировалось, то Мордкович поступил на учебу в медицинский институт, где с перерывами учился 4 года.

Перерывы в обучении были связаны с тем, что после завершения Первой мировой войны украинские территории, в том числе и Харьков, снова стали местом противостояния между несколькими конфликтующими сторонами: большевиками, белогвардейцами и войсками УНР.

Именно захват Харькова в 1919 году армией Антона Деникина стал поводом к тому, что Вульф эвакуировался в Саратов. Здесь интересно отметить, что в период украинской власти гетмана Скоропадского Мордкович мог спокойно жить и учиться в городе, но с приходом белогвардейцев, которые были известны своими еврейскими погромами, вынужден был эвакуироваться.

Как впоследствии оказалось, можно было и не выезжать из Харькова. Белые взяли город в июле 1919-го, тогда глава харьковской еврейской общины встречался с генералом Деникиным и просил о защите еврейского населения (в Харькове располагался штаб Добровольческой армии). Харьков остался единственным крупным центром в Украине, где не произошло еврейских погромов.

Харьков оставался «белым» около полугода, когда же сюда вернулись большевики, то вернулся и Мордкович. Он возобновил учебу в мединституте, одновременно начал работать в штабе войск внутренней охраны Республики, также известных как «ВОХР». В этом же 1919-м он вступил в партию. Совмещая учебу и фактически военную службу, он работал в «ВОХРе» сначала как секретарь, а затем как культработник до 1922-го.

С этого года начинается журналистская деятельность Вульфа Мордкович. Хотя скорее уже Владимира Морского. Работая в газете «Пролетарий», он использовал именно этот псевдоним и со временем решил изменить свое имя и фамилию.

Через некоторое время «Пролетарий» была объединена с газетой «Коммунист», где Морской работал в должности секретаря отдела до 1924, когда у него начались проблемы…

Забегая вперед, стоит отметить, что у Морского было четыре жены. Уже на следствии, будучи принужденным отвечать на бестактный вопрос следователя, сам он на допросе прокомментировал этот факт так: «Я пытался найти себе жену, которая подходит по характеру». Со своей первой женой, однокурсницей по медицинскому институту, Верой Дубецкой он прожил всего два года. И именно ее донос стал причиной для исключения Владимира Савельевича из партии.

В партийной ячейке были претензии к Морскому, мол он мало интересовался партработой. Однако донос в 1924 году, в то время уже бывшей жены, еще больше сгустил тучи над ним.

Так, в частности, Дубецкая считала необходимым сообщить, что Владимир участвовал вместе с ее отцом в частном предприятии с мыловарения, а что еще хуже, когда женился на ней, то совершил религиозный обряд венчания в синагоге.

Решение партийной ячейки не замедлилось. Морского исключили из партии навсегда и без права восстановления «как «шкурника», который проник в партию ради собственных интересов». Также он был отчислен и из мединститута.

Через год решением ГубЧК аргументация его исключения из партии была несколько смягчена, дословно «за отрыв от масс». Он мог восстановиться на учебе в институте, однако не стал этого делать, но карьеру журналиста продолжил в той же газете «Пролетарий».

Более 10 лет он работал в этой газете сначала репортером, а затем секретарем отдела, заведующим отделом и ответственным секретарем редакции.

Когда в 1936 газета «Пролетарий» закрылась, он перешел на работу в «Харьковский рабочий», где два года был заведующим отделом культуры.

1930-е — это период становления Владимира Савельевича как театрального критика. Морской вошел в театральный процесс вслед за такими выдающимися театральными критиками «березильского» времени, как Ю. Смолыч, И. Туркельтауб, В. Хмурый.

Во второй половине 1930-х их «эхо» еще присутствовало в театральном пространстве, и это возлагало на В. Морского, как на их преемника, значительную ответственность и определенную опасность. Ведь основатель и главный режиссер театра «Березиль» Лесь Курбас был арестован в 1933 и по сфабрикованному делу и отправлен отбывать наказание в Карелию, где его расстреляли.

Первые рецензии Владимира Савельевича, что удалось найти, относятся ко второй половине 1930-х годов. В то время был запущен первый мощный маховик репрессий в украинской культуре, начался «Большой террор». О каких же театрах писал именно в это время Морской?

О «рассаднике» молодой курбасовской режиссуры — театре, который только что был известным на всю страну Советов «Березилем», а теперь стал театром им. Шевченко. Критик упорно стремился быть на передовой, на линии огня.

В 1938 Морской начал работу в газете «Красное знамя», с которой будет связано большинство его успехов и неудач. Вначале он работал здесь сотрудником секретариата, а затем ответственным секретарем редакции.

Но начало германо-советской войны внесло свои коррективы в жизнь и деятельность Морского. Владимир Савельевич оставался в Харькове фактически до последних дней. И когда в октябре 1941 немецкие войска были уже почти на пороге города, он эвакуировался в Узбекистан в г. Андижан.

Здесь он сначала работал на швейной фабрике, а затем вернулся к любимой профессии и стал литературным секретарем газеты «Сталинское знамя».

В мае 1942 войска Рабоче-крестьянской Красной Армии перешли в контрнаступление и планировали освободить Харьков. Именно в это время по указанию Харьковского обкома КП (б) У Морского перевели в г. Купянск Харьковской области, где он 1,5 месяца работал в редакции газеты «СоцХарьковщина» фактически недалеко от линии фронта. Но контрнаступление РККА было неудачным, Купянск оккупировали немцы, а Морской вернулся в Андижан, где продолжал работать в том же «Сталинском знамени» до 1944 года.

С возвращением в Харьков Морской снова начал работать в «Красном знамени» как ответственный секретарь редакции, а затем в течение трех лет возглавлял отдел культуры этой газеты. В 1946-м ему удалось восстановиться в партии, несмотря на предыдущие проблемы.

Большинство биографов, кто исследовал деятельность Владимира Савельевича, отмечают, что кроме яркой индивидуальности, в каждой рецензии Морского также проявлялся вкус. Его отличительной особенностью в критике был универсализм.

Он сочетал в себе глубокие познания в области литературы и драматургии (прежде всего, европейской, а также и украинской, и российской), знание классической живописи, понимание музыки и владения знаниями в области музыкального театра, объективность и глубину в анализе спектаклей драматического театра, широкие познания в области кино.

Со второй половины 1940-х годов Морской как крупнейший театральный критик города был приглашен на кафедру театроведения Театрального института и преподавал «Практикум по театральной критике».

Это приглашение В. Морского свидетельствует о большом авторитете критика, который далеко не всегда лестно отзывался на работы театра, в том числе и его корифеев.

Несмотря на то, что преподавал он не так уж и много (1946, 1948–1949), след его педагогики в культуре Харькова огромен. Учениками Морского были в будущем доктор искусствоведения В. Айзенштадт и автор нескольких монографий о деятелях театра Харькова Л. Попова.

Тот же Айзенштадт, характеризуя Морского, назвал своего учителя «старым газетным волком» и «известным театральным критиком».

Владимир Савельевич был критиком и не боялся правдиво и откровенно говорить или писать о том, что видел на сцене и в кино. Он нередко критиковал советскую драматургию, и говорил, что по сравнению с европейской она находится еще «в пеленках». Морской был из поколения критиков театра, чье образование и культура формировалась в дореволюционный период, поэтому, он не страдал на «бесхребетность».

Очевидно, что такая откровенная позиция В. Морского со временем начала многим надоедать, как на местном, так и на республиканском уровне. Его «доброжелатели» начали заявлять, что Морской является критиком, который терроризирует харьковские театры, мол, он сквозь зубы говорит о лучших советских пьесах и спектаклях и зажил себе печальную славу своими вульгарными шутками. Харьковская организация союза советских писателей назвала его диверсантом, который сталкивал театры с правильного пути.

Все эти возмущения на деятельность Морского в конце 1940-х получили свою практическую реализацию. Сначала в партии, а затем и в МГБ вспомнили о значении термина «космополитизм»…

В марте 1949 Владимира Морского повторно исключили из партии, а также уволили с должности заведующего отделом культуры в газете «Красное знамя» и преподавателя Театрального института. Официальная аргументация была следующей: «…за антипатриотическую деятельность и космополитизм, выражаемый в ряде написанных им рецензий из театрального искусства».

Такая ситуация стала для Морского настоящим ударом. Быть исключенным из партии в те годы было что-то вроде, как стать «прокаженным». От него отвернулось много знакомых и коллег по цеху, только несколько верных друзей навещали его и за игрой в преферанс пробовали утешить.

Владимир Савельевич в течение 7 месяцев не мог нигде устроиться на работу. И лишь в конце ноября 1949 одного из самых известных театральных критиков Харькова взяли на работу на местную кинофабрику, где он будет работать контролером качества до дня своего ареста.

На первых допросах в МГБ Морской искренне не понимал, в чем его обвиняют. Он признавался, что в свое время написал положительную рецензию на пьесу «Дорога в Нью-Йорке», однако под определенным давлением сам же от нее отказался.

Также он признавал, что его ошибкой может быть публикация в газете рецензии его коллеги Льва Лившица на пьесу «Ярослав Мудрый», которая по своему содержанию была «политически не выдержанной и конъюктурной». К слову, Лившиц, как и Морской, был обвинен в космополитизме и арестован также в апреле 1950-го.

Но следователя такие признания не устраивали. Перед ним сидел «террорист и диверсант отечественного театрального искусства» и его следовало расколоть и осудить. С этого времени Морского начали допрашивать ночью, более всего следствие интересовала его антисоветская деятельность.

И вот уже после третьего такого допроса Владимир Савельевич начал вспоминать свои «преступления». Читая протоколы допросов Морского создается впечатление, что он сам старался вспомнить хоть что-то, что бы следователь мог записать, как «антисоветскую агитацию».

Так, в частности, он признался, что после исключения из партии, а также во время работы на кинофабрике он допускал антисоветские высказывания. Что касается конкретных примеров, то он вспоминал, что несколько раз хвалил иностранные фильмы и игру актеров в них, еще в одном случае он хвалил немецкое пиво.

Также Морской вспомнил, что на кинофабрике у него состоялся разговор с одним из сотрудников по поводу празднования 70-летия Иосифа Сталина. Морской говорил, что: «… к 70-летию со дня рождения Вождя народов, видимо будет торжественное заседание, будет установлена сталинская премия и так далее …», а когда собеседник спросил, «А будет что-то для народа?», То Морской ответил — «… если уж поднялась такая шумиха по случаю юбилея вождя, то наверное и для народа что-то будет». Слово «шумиха» было для следователя антисоветским.

Следующие дознания следователя были на грани абсурда. Так, например, Морской в 1927-м находился в командировке в Берлине, где знакомился с работой немецких издательств, газет, театров и кино. Следователь очень хотел доказать, что во время этого визита Владимира Савельевича завербовали немецкие спецслужбы, однако арестант это резко отрицал.

Непонятно по какой причине, но следствие также интересовали контакты Морского с психотерапевтом и иллюзионистом Вольфом Мессингом. Но арестант ответил, что встречался с ним в Харькове во время его визита в 1941 после чего пригласил его к себе на обед и больше ничего.

Дополнительным «преступлением», которое таки смог доказать следователь, была преподавательская деятельность Морского в Театральном институте. Дело в том, что Владимир Савельевич давал задание студентам посмотреть иностранный фильм и написать на него рецензию, но, как отмечал следователь — «давая эту задачу, не обратил внимания студентов, чтобы сосредоточиться на разоблачении буржуазного вредного искусства Запада».

Следствие подходило к концу. Единственное, что еще оставалось — это «антипатриотические» рецензии Морского. Но сотрудники МГБ не были литературными критиками, поэтому отправили их на экспертизу и уже в скором времени получили необходимое для них заключение.

В нем говорилось, что: «…в ряде» театральных рецензий и других статьях по вопросам искусства и литературы имеют место высказывания и оценки космополитического характера, элементы раболепствия перед растленной буржуазной культурой. В ряде статей автор поносит или замалчивает достижения социалистической культуры. В отдельных статьях дискредитировал лучшие черты, свойственные советскому человеку и снижались патриотические достоинства отдельных спектаклей».

Получив такое заключение для чекистов уже не было нужды больше допрашивать Морского. 8 июня 1950 следствие было завершено, Владимира Савельевича признали здоровым и пригодным к физическому труду.

Окончательное обвинения звучало так:

«Проживая в Харькове, на протяжении ряда лет занимался антисоветской деятельностью: являясь театральным рецензентом, протаскивал в своих рецензиях и статьях космополитические взгляды раболепствия перед западной буржуазной культурой, клеветал на советскую драматургию и советских людей. Позднее, будучи исключен из партии за космополитизм, систематически проводил среди своего окружения антисоветскую агитацию, при этом клеветал на мероприятия партии и советского правительства, демократическое устройство в СССР, радио и печать, распространял клеветнические измышления о жизни трудящих в Советском Союзе».

Отдельным постановлением было определено, что Владимира Савельевича после осуждения следует направить для отбывания наказания в общие лагеря МВД СССР.

Кроме этого, Морского лишили права на суд. Его дело отправили на рассмотрение внесудебного органа — Особого Совещания, где дела заключенных рассматривались без их участия, а также без участия защиты.

Так, решением Особого Совещания при МГБ СССР от 23 декабря 1950 Морского Владимира Савельевича признали виновным в совершении преступлений по ст. 54-10 ч.1 (антисоветская агитация и пропаганда) Уголовного кодекса УССР и приговорили к отбыванию наказания в советских концлагерях сроком на 10 лет.

Морского отправили в «ИВДЕЛЬЛАГ», что в г. Ивдель Свердловской области, где он и умер в 1952.

Уже после смерти Сталина, в 1955 жена Морского — Галина Воскресенская обратилась к КГБ СССР с просьбой пересмотреть дело ее мужа, как необоснованно осужденного и посмертно реабилитировать его.

Сотрудники КГБ еще раз допросили ряд свидетелей, а также провели повторную экспертизу рецензий Морского. И уже Постановлением Харьковского областного суда от 4 мая 1956 решение Особого Совещания было отменено, а дело Владимира Савельевича закрыто за отсутствием в его действиях состава преступления.

Так заканчивается история одного из самых известных литературных и театральных критиков Харькова. Того, кто очень часто стремился быть на передовой, на линии огня, «старого газетного волка». Того, кто не боялся прямо и откровенно говорить, писать о том, что видел на сцене или в кино. Морской Владимир Савельевич стал единственным в СССР театральным критиком, заплатив жизнью за свои профессиональные убеждения.

Рубрика: Журналисты | Комментировать »

Анатолий Мудраков: журналист, диссидент, друг

10 Авг 2021

В этом году исполняется 70 лет со дня рождения лучшего журналиста «Красного знамени» и «Гудка» — Анатолия Александровича Мудракова. Мы познакомились с ним в дни акции «Социалистической Индустрии» по смежникам Ростсельмаша. Толя тогда заведовал промышленным отделом редакции. Увлекательная была география — почти весь Союз. Идея акции принадлежала Мудракову.

Потом Анатолий пришёл в «Красное знамя». Редактор Д.И. Сердитов спросил у однокурсника Мудракова по ростовскому университету Антона Саввова, на тот момент зав отделом информации: «Можете охарактеризовать Анатолия Мудракова?» На что Антон Иванович просто ответил: «Крепкий профессионал». Так Мудраков попал в партотдел «Красного знемени», и это было что-то с чем-то в его биографии.

Анатолий-Мудраков

Если мы, в отделе промышленности были относительно свободны в выборе тем и критических материалов, то отдел партийной жизни и идеологической работы этим похвастать не мог. По понятным причинам. А потому Анатолия каждый раз тянуло «на сторону». В разгар антиалкогольной кампании Толя берёт ответственность заявить поддержку… Пиву. Полагаясь на собственный опыт альпиниста, и физику экстремальных ситуаций, он выбрал все вожможные и невожможные аргументы, чтобы доказать ущербность горбачёвской антиалкогольной авантюры.

И статья вышла. Главред долго не решался пустить ей в свет, но мы сначала на собрании, потом на планёрке говорили, что держать под сукном такой материал — трусость и неуважение к профессии. Диомид Илларионович был крепким мужиком, достойным и в чём-то смелым редактором. В общем, статья вышла. Замечу, что заголовок «Трезво — о пиве» принадлежит не Толе, а коллеге по редакции Юрию Романенко. О чём сам Мудраков с признательностью часто и гордо отмечал роль коллеги.

Как благодарил редакцию за эту статью гендиректор привобъединения Белокур — не описать. Мы просто не вылазили из бани завода на Баварии, где нефильтрованное пиво текло ручьём и пилось вёдрами… Диомид Илларионович тоже получил, пусть совсем малый, но всё же честный «гонорар» — ящик пива в багажник на тот момент уже чёрной редакторской Волнгу ГАЗ 3102…

Мудраков был вторым в редакции, кто принадлежал в те годы, начиная с андроповских, к так называемым инакомыслящим. Именно это обстоятельство крепко свело нас на многие годы. Мы с неописуемым максимализмом мечтали о переманах, налаживали связи с такими же молодыми и безбашенными экстремистами, при этом давно вычислили, кто в редакции стучал на коллег в КГБ штатно, а кто — нештатно, за печеньки и рост по службе. Я даже сейчас не могу эту тему развивать, приведу лишь слова ответственного работника уже СБУ, который принёс мне извинения за то что «подрезали», а в ответ назвать хотя бы пару фамилий стукачей, многозначительно произнёс: «Поверь, если ты это узнаешь, то сильно расстроишься». Сейчас, спустя годы и опыт, я многих перебрал в памяти. Могу с большой уверенностью сказать, кто из коллег НЕ СТУЧАЛ. А вот кто стучал, в том числе и на Мудракова — назвать не могу. Наверное, не время. А скорее — и не тема.

Наше поколение журналистов, заставших уходящие в небытиё классические принципы и не желавшее освоить новую конъюнктуру, постигло большое разочарование. Многие ушли из профессии, но не ушли от себя, даже превратившись в бандитов девяностых. Мудраков не сдался, не изсменил профессии. После «Красного Знамени» он стал собственным корреспонденетом «Гудка». И одним из лучших собкоров старейшей российской газеты. Он до последнего держал при себе паспорт гражданина СССР, вспоминал родной город Туапсе и деда, который взирая на маленького Тольку, оседлавшенго хворостину и кричащего на бегу «Ура…», с досадой потягивая трубку, говорил: «Большевиков понарожали…»

Мудраков, как и многие из нас, мечтавшие о переменах, не принял, не мог принять Украину. Она была для него противоестественна. Но со сторой половине девяностых вся эта гнусная махина, рождённая из банальной ошибки, а скорее — предательства — сдавливала горло и подкашивала ноги. Харьков ещё был русским в полный рост, но мы понимали, что будущее готовит много сюрпризров. Мудраков оставался на очень хорошем счету в «Гудке», даже более хорошем, чем во времена СССР. Его командировки в горячие точки — тому пример. Но в здании ЮЖД уже дули новые ветры. Сначала собкора Гудка выселили из просторного кабинета на втором этаже управления, где у собкора на стене карта сталинских времён — в трущобу на улице Карла Маркса. Потом стали ограничивать доступ к информации. Затем подселили к нему редакцию «Южной магистрали». Журналисты становились обузой, обслугой, искали теплые места, и дорога эти тёплые места ещё имела, могла кинуть их как кость — небрежно и пренебрежительно. И эти кости приходились кому-то кстати. Из газет и журналов уходили профессионалы, а их место занимала откровенная серость.

Летом 1998 года, где-то в это время, после месячной «командировки», сразу же заехал к собкору «Гудка». И узнал, что Анатолия Мудракова месяц назад похоронили.

Не выдержало сердце. В сорок семь лет…

Рубрика: Журналисты | Комментировать »

Михаил Жеребкин. Россия. Крым.

14 Дек 2019

В первых числах августа 2014-го года смог позвонить Наталии Ивановне Шеховцовой. Она поблагодарила за поздравление, и мы довольно долго говорили о нашем отделе. «Шефша» сказала, что до меня ей звонил Михаил Жеребкин. Она очень радовалась за него. От нее я узнал, что наш коллега уже в Крыму, а потому был рад его гражданской позиции.

С 2014-го года Михаил Васильевич успел много написать. Он, я так понял, до сих пор такой же работоспособный и целеустремлённый, как в середине восьмидесятых. Ниже далеко не полный перечень работ доктора политических наук Михаила Васильевича Жеребкина, бывшего корреспондента, старшего корреспондента и завотделом «Красного знамени».

Михаил Васильевич Жеребкин, харьковская областная газета "Красное знамя"

Учебные издания

1.История России. Вызовы эпохи Рюриковичей (Учебное пособие)
2. История России. Вызовы эпохи Романовых. (Учебное пособие)
3. История России с древнейших времен до наших дней : (Учебно-методическое пособие)

Научные труды
1. Как добывали победу наши отцы и деды (научная статья)
2. Взгляд на особенности изучения истории России в Крыму (научная статья)
3. Демонизация России: как это делается и зачем? (научная статья)
4. Сдерживание России как условие сохранения мировой гегемонии США (научная статья)
5. Гуманитарный вызов: сущность и способы противодействия угрозам (научная статья)
6. Крымская война: уроки на сегодня и завтра (научная статья)
7. О профориентации и воспитании патриотизма (научная статья)
8. Исторический выбор Александра Невского (научная статья)
9. Крымская весна и геополитические вызовы России (научная статья)
10. Первые московские князья – собиратели земли русской (научная статья)
11. Борьба Московского княжества с Литвой за древнерусские земли (научная статья)
12. Суверенитет как форма и условие существования независимого государства (научная статья)
13. Православная вера как духовная скрепа русского народа и государства (научная статья)
14. Внутренняя смута и внешнее вмешательство как способы разрушения страны (научная статья)
15. Измены украинских гетманов: цели и смыслы (научная статья)
16. Национальный долг и условие прочности на престоле (научная статья)
17. В ожидании Петра Великого: утверждение России на берегах Балтики (научная статья)
18. Исторические вызовы России и поиски ответов на них (научная статья)
19. Образование и воспитание историей (научная статья)
20. Логика намерений и логика обстоятельств в действиях гетмана Богдана Хмельницкого (научная статья)
21. Разрыв народности. Когда и как пытались расколоть русский народ и лишить его веры (научная статья)
22. Царь Михаил Романов: собрать государство заново (научная статья)
23. И устроить бы Московское государство, чтоб пришли все в достоинство (научная статья)
24. Не соблюдая своей исторической очереди (научная статья)

Исторический клуб
Создал и в течение трех лет является руководителем Исторического клуба при кафедре истории, краеведения и методики преподавания истории Гуманитарно-педагогической академии КФУ. За указанное время проведены 35 заседаний, на которых обсуждались исторические вызовы России, трудные вопросы истории Отечества. Основными участниками клуба являются старшеклассники ялтинских школ. Только в 2017-2018 году занятия в Клубе посетили 355 школьников и студентов. Страница на сайте Гуманитарно-педагогической академии ФГАОУ ВО «Крымский федеральный университет имени В. И. Вернадского» в г. Ялте

Первый сюжет о работе Исторического Клуба.
Ялта ТВ. Январь 2019 года.

Рубрика: Журналисты | Комментировать »

Январь 1988. «Красному знамени — 50»

03 Апр 2019

К пятидесятилетию был выпущен спецвыпуск «Красного знамени». в котором собрали самые заметные публикации. Его покажу позже. По случаю и стенгазета редакции вышла в печатном варианте. Она рассказывала о коллегах, и в целом — о коллективе. Редактором стенгазеты на тот момент был Андрей Науменок. На первой странице «Журналиста» опубликован коллективный портрет части редакции.

Лица коллег (по кругу): Хрисанова, Недашковская, Миргородский, Сердитов, Свечкарев, Сенчук, Азизьян, Румянцева, Ротаенко, Клецов. К сажалению, фото ко мне поступило обрезанное, лица в нижнем ряду неразборчивы.

Лица коллег (по кругу): Хрисанова, Недашковская, Миргородский, Сердитов, Свечкарев, Сенчук, Азизьян, Румянцева, Ротаенко, Клецов. К сажалению, фото ко мне поступило обрезанное, лица в нижнем ряду неразборчивы. Со временем найду свой вариант газеты и исправлю.

Рубрика: Журналисты | Комментировать »

Д.И. Сердитову — 90 лет

30 Авг 2017

В этот день, 30 августа 2017 года, последнему редактору «Красного знамени» Диомиду Илларионовичу Сердитову исполнилось бы 90 лет. Всех, кого он принимал на работу в редакцию, поражала солидность главного редактора. Меня, пацана в альпинистской штурмовке, он рассматривал сквозь темные очки. Это потом узнал, что такова чекистская практика. Наш отдел располагался на одном этаже с кабинетом редактора, и мы часто пересекались, перебрасываясь фразами. В памяти всплывают многие интересные моменты. Например, как бывший зам Николай Сорокопуд, выбежав из приемной, назвал Сердитова «фашистом».

Сердитов

Но я точно знаю, в этом стопудово уверен: Сердитов был настоящим мужчиной. Строгим и справедливым одновременно. Человек той закваски, когда в людях вызревает чувство порядка, не покидающее всю оставшуюся жизнь. О Диомиде Илларионовиче каждый из нас может написать немало, а все мы вместе — коллективный очерк.

Мне трудно понять и оценить ход мысли редактора в тот момент, когда на базе «Красного знамени» вызрела идея «Времени». Я не застал тот период. Но обещаю, что к 80-летию «Красного знамени» раскопаю эту историю в хронологии и лицах.

Рубрика: Журналисты | Комментировать »

Как мы «косили» от работы

10 мая 2016

7.1Вроде был у газеты «Красное знамя»  подшефный колхоз. Который  не критиковали, ибо мало ли для критики других  колхозов…   Выезжали  туда раз в год.  Не картошку собирать-окучивать,  не коров  доить или  свекольные  ряды  «править».  Ибо  какой нормальный хозяин доверит журналисту тяпку?

Выезжали на сенокос. Это было что-то с чем-то. Свежее  июньское утро и трава по пояс  мощно  поднимали дух, вливая в него креативы на весь год.  Журналисты всех отделов, включая партийный,  с неописуемым восторгом познавали новые слова. Например, «мантачка».  Что такое мантачка? Ага, не знаете?!  Это такой   продолговато-округлый  наждачный камень для правки кос.

Ну а как этими  косами махали — этот рассказ  не для слабонервных, и я его я его опускаю.  Махали так, что отвечавший за безопасность и порядок замглавреда  Николай Михайлович Сорокопуд  с ужасом кричал:»Отберите у Ясинского  косу! Он нас всех покрошит!» Виктор Николаевич Ясинский,  зав. отделом науки и учебных заведений,   откладывал инструмент в сторону и ворчал: «Ну вот, я всего лишь хотел  научный эксперимент поставить».

И только Анатолий Васильевич Жарков (на фото в среднем ряду слева),   корреспондент сельхозотдела,  управлял страшным орудием  более-менее  искусно.  По крайней мере нам, неискушенным, так казалось.  Хотя… Прикрепленный от хозяйства бригадир,  изумленный  процессом, стоял от греха подальше   в сторонке и думал: «И кто вас сюда прислал». Изумляться было чему: истоптанный луг, редкие витиеватые проплешины  крейсерского прохода Жаркова, — хоть огораживай этих пришельцев забором…

Обеденный стол в трудовом графике напряженного полевого дня выездной редакции   занимал главное место. Начинался он сразу после  того, как зазубрили и творчески интерпретировали  слово «мантачка».  А потому первый тост ответственного секретаря Аркадия Федоровича Тюленева сверстан  емко и лаконично, как передовая:

  • За мантачку, друзья !!!

 

Рубрика: Журналисты | Комментировать »